899171cb     

Соболев Леонид Сергеевич - Первый Слушатель



Леонид Сергеевич Соболев
Первый слушатель
Утро пролетело в хлопотах. Начальник академии уехал в Москву, и Борису
Игнатьевичу пришлось сидеть в его кабинете, подписывать бумаги, звонить по
телефонам, ходить с каждой мелочью к комиссару, так что только к полудню он
вспомнил, что остался нерешенным важный вопрос. Он отыскал в папке учебный
план подготовительных курсов и встал из-за стола, но в кабинет вошла
секретарша Кондрата Петровича.
- Борис Игнатьевич, прибыл новый слушатель, примете? - спросила она и,
сочувственно улыбнувшись, добавила вполголоса: - Первая ласточка... из
этих... на подготовительный...
- Подождет, я скоро вернусь, - сказал он раздраженно и вышел в
приемную. Высокий, плотный командир с орденом Красного Знамени на кителе
поднялся ему навстречу. Борис Игнатьевич молча прошел мимо него и услышал за
спиной нежный голосок баронессы Буксгевден:
- Придется подождать, товарищ. Профессор скоро вернется.
Борис Игнатьевич поторопился закрыть за собой дверь.
Собственно говоря, это вышло по-хамски: он мог бы и сам сказать это и
извиниться, и, вероятно, в другое время он так бы и сделал, несмотря на всю
свою неприязнь к "первой ласточке". Но сейчас он был слишком раздражен
свалившимися на голову делами Кондрата Петровича и, главное, тем, что именно
ему придется разговаривать не только с этой "ласточкой", но и с остальными,
которые вот-вот начнут прибывать один за другим. Он пошел по коридору,
недовольно фыркая под нос.
Академия была пустынна. Сквозь стеклянные двери только в трех
аудиториях были видны слушатели (разгром! разгром!), да в вестибюле он
встретил двух преподавателей, примащивающих на спине "обезьянки" с картошкой
(опять вечером изображать амбала!). Он прошел в вестибюль и позвонил у
дверей, обитых пухлой клеенкой. Звонок прожурчал мягко и вкрадчиво.
Горничная открыла дверь, улыбнулась и, сказав: "Пожалуйте, Борис Игнатьевич,
сейчас доложу", скрылась за портьерой.
Он прошел в полутемную гостиную и привычно сел в кресло у столика с
иностранными журналами. Журналы были давнишние - 1917 года, но спокойная
тишина, приветливая горничная, портреты адмиралов-флотоводцев, Николая I -
основателя академии - и гравюры парусных кораблей на стенах, весь налаженный
годами и неизменившийся порядок этой теплой и просторной квартиры отвлекал
от того, что творилось за ее дверями. И даже то раздражение, с которым он
пришел, постепенно проходило. Самый запах - запах книг, табаку и (чуть-чуть)
духов - всегда успокоительно действовал на его нервы, а теперь в
особенности. Показалось, что и у него дома так же тихо и тепло, что не нужно
думать о дровах (хотя холода наступили) и таскать на себе картошку и что на
письменном столе белеет стопка отличной плотной бумаги, на которой не текут
чернила и которая сама привлекает к себе мысли... Мысли! Они замерзли, как
все в его кабинете, превращенном в склад картошки, капусты и какого-то
костяного масла, которое черт знает какой идиот в порту придумал давать в
паек! Говорят, если его переварить с лавровым листом и луком...
Он усмехнулся: мысли! Вон они куда заворачивают, даже здесь, в этом
единственном в Петрограде человеческом жилье, которое ухитрился сохранить
для себя основоположник русской морской стратегии, мозг русского флота,
философ войны...
Впрочем, такие роскошные титулы Борис Игнатьевич применял к хозяину
квартиры только в беседе с другими, когда фигура "основоположника"
перерастала в некий символ чистой науки, в знамя, объединяющее профессуру



Содержание раздела