Смирягин Андрей - Смешной Народ
Андрей Смирягин
СМЕШНОЙ НАРОД
Все-таки смешной народ, эти люди. Как в окно к ним с ветки
не заглянешь, так всегда что-то любопытное начнешь наблюдать. А
то и какую плохо лежащую вещичку пристроить понадежнее повезет.
Кой черт они нам нужны, я и сам не пойму, но быть обладателем
такой ценности невероятно льстит. Вот, например, недавно мне
красивая брошь людьми подарена была, так полстаи от зависти чуть
не передохло. А досталась она мне при обстоятельствах, которые до
сих пор глубоко переживаются у меня внутри, о чем сейчас и
расскажу.
Нам-то, воронам, в общем на людей с высокого столба
нагадить. Только и пользы от них, что жрут неаккуратно - от
голода с ними трудно помереть. Но если хочешь кроме жратвы еще и
радость себе доставить, изволь потрудиться и проявить сноровку.
Вот как я. Как только они себе большой свет выключают и зажигают
много маленьких, я на ветку, что поближе к дому, усаживаюсь и за
их поведением наблюдение веду.
В тот раз я облюбовал себе одно человечье гнездо. Он -
красавец в зеленой форме с кажанной портупеей, вся грудь в
разноцветных железках. По всему видать - важная птица. Она - само
очарование: кудри, платьице, походочка - не будь я пернатым,
завидовал бы страшно. И ко всему еще маленькая копия ее. У
ребенка те же кудри, коротенькое платьице и личико, увидишь
только у ангелочка. Вечером они крутят ручку железному ящику с
музыкой и усаживаются за один стол, пожрать добытое за день.
Самец что-то весело рассказывает, а две его самки неумолкая
хохочут - сам бы рассмеялся, умей мой клюв такие трюки. Потом
взрослая осыбь отправляет своего птенчика спать в соседную
комнату, и пока женщина убирает со стала аппетитные остатки, он
сидит склонившись над маленькой птичкой и о чем-то шевелит
губами.
Потом родители и себе большой светильник тушат и забираются
в постель. Тут я обычно, щадя свою стыдливость, отвожу взгляд.
Конечно, если и взглянешь иной раз, то только так, ради
любопытства. Все-таки занятный народ, эти люди. Простой процесс
размножения они превратили черт знает во что. Впрочем, к моему
удивлению, когда я попробовал кое-что из увиденного в стае
показать, так вороны чуть с ума не посходили, а от предложений
дружить со мной отбою не стало. Но больше всего меня удивляло не
это, а то что остаток ночи они проводили в бесконечных
разговорах, по-видимому о чем-то важном, если их предпочитали
даже сну.
Между тем с некоторого времени я стал замечать, что
наблюдения за милой семейкой веду далеко не один. Как-то
перелетев с ветки на ветку, я случайно заглянул в соседнее окно.
Там лысый гражданин, выставив на обозрение всему миру свой зад,
прилепился к замочной скважине двери, что вела в соседнее гнездо.
Под утро лысина садилась за письменный стол, доставала белый лист
бумаги и с помощью обгрызаной палочки изрисовывала его
закорючками. Я замечал и раньше за людьми эту странную любовь к
корябанью черным по белому, но тогда смысл некрасивых каракуль
показался мне почему-то особенно отвратительным и зловещим.
Несколько дней спустя я опять прилетел к знакомым окнам.
Когда они окончательно угомонились, и я уже совсем было собрался
и сам клюв уронить, как здесь произошло следующее событие. К дому
под'ехали две черные машины, похожие на гиганских жуков, из
которых повыпрыгивали ловкие мужчины в военной форме. Минуту
спустя, впущенные лысым соседом, они уже нагло барабанили в дверь
разбуженной семьи.
Ну, подумал я, сейчас он им покажет. Ведь меня самого
дохлыми крысами не ко